Очень грустно, когда уходят яркие и сильные люди. Особенно грустно, если вместе с такими людьми пришлось работать и проходить через непростые испытания. Трудно найти слова, трудно найти, с чего начать…
Виктору Степановичу Черномырдину судьба уготовила «разруливать» все самое горькое и тяжелое, с чем Россия сталкивалась в минувшее десятилетие. Стоять рядом с Ельциным на Васильевском спуске в дни противостояния со Съездом, приватизировать экономику, звонить террористам в Буденновске, выстраивать отношения с набиравшими силу олигархами, нести бремя управления экономикой (да и не только экономикой) при теряющем и здоровье, и популярность президенте, распределять тощие бюджетные средства при оппозиционной Думе и стоящими в очередь под его дверьми губернаторами, пытаться вернуться в большую политику в пик кризиса 1998, принуждать к миру Милошевича.
Человеческая натура так устроена, что тому, кто провел страну через подобные испытания, нечего рассчитывать на благодарность масс – напротив, на него всех собак и повесят. Виктор Степанович прекрасно понимал свою роль в этой большой политической игре – и тянул лямку с полной ответственностью и стоической выдержкой. Как сказал тогда один из его соратников, Алексей Головков, увы, тоже покойный: «Степаныч сидит на десятках мощных пружин, которые норовят его сшибить - он единственный, кто может со всем этим справиться».
Только задним умом понимаешь, что в то время и на том месте мог быть только он: лучший из «позднесоветских» управленцев, который перевел на рыночные рельсы сначала Газпром, а потом – и всю остальную экономику, «свой» для «крепких хозяйственников» советского типа, и ставший «не чужим» для рыночников-технократов. Человек, наверное, не лишенный властных амбиций, но ставивший впереди всего интересы дела, умевший заставить работать на это дело не только союзников, но и откровенных недоброжелателей и конкурентов.
История не знает сослагательного наклонения, но попробуем в этот скорбный день задаться двумя вопросами: что бы было, если бы Черномырдина сняли раньше, и если бы он в 2000 г. стал президентом России?
На первый вопрос ответ практически ясен: последовала бы чехарда премьеров, каждый из которых, может, и превосходил бы Виктора Степановича в каком-то одном качестве, но был бы заведомо слабее во всех остальных, а потому бы быстро ломал себе шею. Прогнозы о прошлом – вещь неблагодарная, но практически все знающие наблюдатели сходятся в том, что столь позорного обвала в августе 1998 Черномырдин бы не допустил. И не будем забывать:
столько горьких чаш, пожалуй, не довелось испить ни одному другому политику той эпохи – Виктор Степанович пил их до дна в те дни, да еще получал «добавку» все нынешнее десятилетие, когда воцарилась неумная мода рисовать его годы одной черной краской.
Что же касается гипотетического президентства, то ясно только одно, любой, пришедший в это кресло после Ельцина имел бы ту же самую повестку дня. В чем-то Черномырдину было бы проще, потому что он как никто другой знал и глубину проблем, и цену тем, кто их создает и решает. В чем-то – тяжелее, потому что он, конечно, был больше всех «повязан девяностыми». Наиболее вероятным сценарием при его правлении была бы «олигархическая республика» - с неизбежными серьезными издержками, но с большим плюрализмом в политике и большей меритократией в бизнесе и госуправлении.
Что сделало Черномырдина тем «кризисным премьером», которого мы знаем? Помимо деловых качеств и бешеной работоспособности – это еще и колоссальное самообладание и терпение, равно как и «рабоче-крестьянский» здравый смысл – именно он выходил, являлся нам теми афоризмами, которые, несомненно, переживут своего автора. Он хотел как лучше – и лучше других понимал, почему выходит как всегда.
Горько, очень горько осознавать, что этого яркого и интересного человека больше нет с нами. Мы считаем для себя честью, что нам довелось работать в его команде.
Игорь Бунин – президент Центра политических технологий
Борис Макаренко – председатель Правления Центра политических технологий Премьер эпохи кризисов. Памяти Виктора Черномырдина
Очень грустно, когда уходят яркие и сильные люди. Особенно грустно, если вместе с такими людьми пришлось работать и проходить через непростые испытания. Трудно найти слова, трудно найти, с чего начать…
Виктору Степановичу Черномырдину судьба уготовила «разруливать» все самое горькое и тяжелое, с чем Россия сталкивалась в минувшее десятилетие. Стоять рядом с Ельциным на Васильевском спуске в дни противостояния со Съездом, приватизировать экономику, звонить террористам в Буденновске, выстраивать отношения с набиравшими силу олигархами, нести бремя управления экономикой (да и не только экономикой) при теряющем и здоровье, и популярность президенте, распределять тощие бюджетные средства при оппозиционной Думе и стоящими в очередь под его дверьми губернаторами, пытаться вернуться в большую политику в пик кризиса 1998, принуждать к миру Милошевича.
Человеческая натура так устроена, что тому, кто провел страну через подобные испытания, нечего рассчитывать на благодарность масс – напротив, на него всех собак и повесят. Виктор Степанович прекрасно понимал свою роль в этой большой политической игре – и тянул лямку с полной ответственностью и стоической выдержкой. Как сказал тогда один из его соратников, Алексей Головков, увы, тоже покойный: «Степаныч сидит на десятках мощных пружин, которые норовят его сшибить - он единственный, кто может со всем этим справиться».
Только задним умом понимаешь, что в то время и на том месте мог быть только он: лучший из «позднесоветских» управленцев, который перевел на рыночные рельсы сначала Газпром, а потом – и всю остальную экономику, «свой» для «крепких хозяйственников» советского типа, и ставший «не чужим» для рыночников-технократов. Человек, наверное, не лишенный властных амбиций, но ставивший впереди всего интересы дела, умевший заставить работать на это дело не только союзников, но и откровенных недоброжелателей и конкурентов.
История не знает сослагательного наклонения, но попробуем в этот скорбный день задаться двумя вопросами: что бы было, если бы Черномырдина сняли раньше, и если бы он в 2000 г. стал президентом России?
На первый вопрос ответ практически ясен: последовала бы чехарда премьеров, каждый из которых, может, и превосходил бы Виктора Степановича в каком-то одном качестве, но был бы заведомо слабее во всех остальных, а потому бы быстро ломал себе шею. Прогнозы о прошлом – вещь неблагодарная, но практически все знающие наблюдатели сходятся в том, что столь позорного обвала в августе 1998 Черномырдин бы не допустил. И не будем забывать:
столько горьких чаш, пожалуй, не довелось испить ни одному другому политику той эпохи – Виктор Степанович пил их до дна в те дни, да еще получал «добавку» все нынешнее десятилетие, когда воцарилась неумная мода рисовать его годы одной черной краской.
Что же касается гипотетического президентства, то ясно только одно, любой, пришедший в это кресло после Ельцина имел бы ту же самую повестку дня. В чем-то Черномырдину было бы проще, потому что он как никто другой знал и глубину проблем, и цену тем, кто их создает и решает. В чем-то – тяжелее, потому что он, конечно, был больше всех «повязан девяностыми». Наиболее вероятным сценарием при его правлении была бы «олигархическая республика» - с неизбежными серьезными издержками, но с большим плюрализмом в политике и большей меритократией в бизнесе и госуправлении.
Что сделало Черномырдина тем «кризисным премьером», которого мы знаем? Помимо деловых качеств и бешеной работоспособности – это еще и колоссальное самообладание и терпение, равно как и «рабоче-крестьянский» здравый смысл – именно он выходил, являлся нам теми афоризмами, которые, несомненно, переживут своего автора. Он хотел как лучше – и лучше других понимал, почему выходит как всегда.
Горько, очень горько осознавать, что этого яркого и интересного человека больше нет с нами. Мы считаем для себя честью, что нам довелось работать в его команде.
Игорь Бунин – президент Центра политических технологий
Борис Макаренко – председатель Правления Центра политических технологий 