Крепость против безвременья

Из последнего вагона поезда, уносящего навсегда от генерала Котова его жену Машу, её новый сожитель, едва оправившись от испуга, кричит: «Вы большой человек! А мы – маленькие люди. Но наступит время, когда маленькие люди станут важнее, чем большие!». Не уверен за точность цитаты: поезд уносится вдаль и голос Кирика (Кирилла) с каждой секундой всё хуже слышен, пока совсем не растворяется в будущем российской «демократии».  

 

«Цитадель» Никиты Михалкова на этот раз уже не вызвала тех истерик, которые случились после показа второго фильма трилогии «Утомлённых солнцем» – «Предстояние». Среди множества ярлыков, навешанных на фильм «Предстояние», основным стал «провальный». Злорадство усиливалось ещё и тем, что рекламный девиз не отличался ложной скромностью – «великий фильм и великой войне». Обвинения сыпались одно за другим. В несоответствиях историческим деталям, лубочности, избыточности православной символики, невыразительной игре актёров.

 

Всё это  сплелось в клубок вместе с личной неприязнью к Михалкову, упрёками за огромный по российским меркам бюджет ленты, издевательствами над сценой диалога одной из главной героинь с плавучей миной. Западная общественность тоже напряглась. Там, за бугром, хорошо знают: кто пишет историю – тот пишет и будущее.  

 

Помню, как в волгоградской кафешке в разговоре со мной немецкая журналисточка Соня из «Зюддойче цайтунг» морщила носик и выражала опасения, что «Предстояние» - это совсем не правдивый фильм о войне. И, мол, такие фильмы не самым лучшим образом отражаются на отношениях России и Германии. Спорить смысла не имело. Всё зависит от того, каких отношений от нас хотят. Политкорректности и толерантности? Мы ведь и так уже оказались на самом краю исторического беспамятства. Уже вырастили поколение «эффективных менеджеров», готовых, к примеру, скрысятничать на салюте к годовщине Победы или пригламурить Родину-мать сарафаном в цветочках. И дискуссиями здесь делу не помочь. Вот Михалков и не дискутирует. Он снимает кино.  

 

Кино – про крепость. Но не про ту цитадель, вокруг которой строится сюжет, а про крепость характеров. В последней части трилогии окончательно выясняется масса неприглядных подробностей из жизни главных героев.

 

Прославленный генерал Сергей Котов – убийца, в гражданскую войну выведший в расход священника и травивший газом крестьянское восстание на Тамбовщине. В тюрьме легендарный командарм сломался под пытками и подписал против своей жены клеветническое «признание».  

 

Энкаведешник Митя, со всем своим природным обаянием и иезуитской хитростью устраняет соперника-генерала и добивается близости с его бывшей женой Марусей. Становится её новым мужем. И вся утонченность героя Олега Меньшикова заканчивается банальным изнасилованием. Власть и служба в «органах» может ломать судьбы, но построить – увы…  

 

Бывшая жена прославленного генерала, как выясняется, никого не любила. И генерал Котов, и полковник Митя – результаты коллективного женского прагматизма, её самой и родственников. Положение, паёк, комфорт. И как расплата – её новый выбор, сожитель Кирилл, невзрачный, трусливый, обрюзгший. Маша его стесняется, пренебрегает им, но при всём этом в отчаянии упивается своей властью над нечаянным отцом своего новорожденного ребёнка.  У неё своя власть – над мужчинами. Но каждый следующий – калибром меньше.

 

В третьем фильме словно спадает пелена сюжетных хитросплетений. Герои остаются униженными, выставленными на лютый холод войны, без мишуры общественного положения и всего того, чем они хотели казаться друг другу. И вот здесь-то и оказывается, что даже на этом дне человеческого падения и слабости, каждый из них по-своему находит силы остаться человеком.     

 

И Котов, у которого из всего остаётся только надежда на встречу с дочерью. И его энкаведешный соперник, играющий со своей смертью, чужими жизнями, и стоически принимающий «шпионский» приговор из рук следователя – своего бывшего личного шофёра Рябова. И Маша, которая отказывается вернуться в генеральские жёны и обрекает себя на жизнь с нелюбимым человеком. И даже Сталин, отдающий восстановленному в генеральском звании Котову чудовищный приказ о штурме Цитадели силами безоружных ополченцев, тоже остаётся человеком. Человеком, осознающим всю меру бесчеловечности своих приказов.

 

У Михалкова в «Цитадели» не остаётся никаких полутонов. Трусость и героизм, подлость и великодушие, радость и горе не рассортированы по условно положительным и условно отрицательным героям. Это всё в месте – в каждом из них. И Бог, и дьявол. В мирной жизни, как в первой части «Утомлённых солнцем», это всё незаметно, а на войне – всё наружу.      

 

Роман «Война и мир» Льва Толстого по-настоящему называется «Война и мирЪ». То есть «Война и общество». Просто с реформой русского языка в 1917-и году потерялась последняя буква, из-за которой для многих затерялся и сам смысл великого произведения. Трилогия Никиты Михалкова не про войну. Она – про людей. И поэтому «Цитадель» взрывается бутафорски,  ведущий людей на смерть генерал Котов – в эффектном чёрном кожаном плаще и с палкой, его перчатка на искалеченной руке – режет глаз, роды в кузове машины с натуралистическим обрезанием пуповины – трагичны и смешны одновременно.

 

В этом-то режиссёр Михалков и велик как художник. Он не боится. Не боится показать своих героев где-то смешными и некрасивыми. Потому что верит в конечную красоту человека. Верит не в насилие, а в силу духа. И имеет дар, чтобы это показать нам.

 

Та сцена, где герою Михалкова кричат из уходящего поезда про время маленьких людей, сцена замечательная. Потому что эти слова одновременно обращены и к генералу Котову, и к самому Михалкову, этого Котова играющего. Да, Никита Сергеевич считает себя большим человеком. И ездит без стеснений по Москве на машине с мигалкой, не боясь интернетовских воплей блоггерской шушеры. Государственные премии и прочие награды уже давно упали в цене, даже те, которые принимаются из рук первых лиц государства. Пусть, в конце-концов, вместо них будет право ездить с мигалкой, или летать на вертолёте. Больших людей ведь не назначают, они такими сами становятся, и привилегии они тоже берут сами.

 

Патриотизм у Михалкова получился очень не похожий на всё, что сегодня вокруг нас. Можно любить Родину и ненавидеть государство. Подчиняться силе и обстоятельствам, но идти наперекор собственному страху. Понимать всю абсурдность происходящего и сохранять веру в разумность мира. И православность в фильмах Михалкова – тоже живая, сотканная из противоречий. В его киношной православности и слащавая пряничность есть, и понимание, что без этого будет совсем худо.

 

Да, многие сцены наиграны. Но и хрестоматийный диалог со старым дубом у Льва Толстого тогда заслуживает ещё больших издёвок. В искусстве, и, особенно, в театре и кино, условность – один из главных приёмов, усиливающих восприятие зрителя. Мы привыкли ругать Голливуд, но именно Голливуд выдаёт в год полдюжины фильмов, которые выжимают реальные слёзы у миллионов зрителей. Существование «фабрики грёз» этой ежегодной полдюжиной шедевров и оправдывается.

 

Откуда у американцев патриотизм? На этот вопрос мне девять лет назад дал ответ один полковник американских ВВС. Там, в штате Огайо, располагается крупный американский аэродром стратегической авиации. И этот самый полковник рассказывал нашей русской делегации, как у них устроена армейская жизнь. Я спросил у него, как у них поставлена политическая работа с рядовым и офицерским составом. Он совершенно не удивился и ответил: показываем личному составу фильмы, например, последнее время показываем «Спасти рядового Райена» Стивена Спилберга. По нескольку раз.

 

Это тоже великий американский фильм о великой американской войне. Снятый американцем, про американцев и для американцев. Правдив ли он исторически? В этом случае это совершенно не важно. Он правдив по-человечески. И поэтому в него верят, и по нему учатся, в том числе и Родину любить.  Там, у Спилберга, нет дешёвых ура-патриотических агиток. И лейтмотив о том, что американцы своих не бросают, тоже не единственный. Тот фильм о простых американских парнях, которым приходится быть солдатами. Но от этого они не перестают быть людьми. И даже комедийная спилберговская «Мышиная охота» - тоже про людей, про смешных американцев, которые сохраняют в себе что-то настоящее и искреннее даже в самых нелепых и несчастливых ситуациях.

 

В публичном обсуждении теперь уже законченной трилогии «Утомлённые солнцем» много нелепого. Но самое нелепое – та серьёзность, с которой немалое число выступающих перетирают кадры, отдельные сцены, сюжетные повороты. Михалков – это не модно. Михалков – это моветон. Но пройдёт время, и найдутся те, кто выберет день, и посмотрит все три фильма подряд. Девять часов, в которые поместятся и смех, и слёзы, и разочарования и радость. В общем, как в жизни. Это и есть настоящее Кино.

Комментарии