Фигура Романа Гребенникова необычайно интересна. Он воплотил в себе в самом сконцентрированном виде все достоинства и пороки волгоградской политики. Есть люди, не способные ни на что, и есть те, кто способен на всё. Первые – скучны, вторые – опасны. Последний номер «Первой Газеты», накрывший Волгоград 250-ти тысячным тиражом, свидетельствует об этом весьма красноречиво.
В борьбе за демократию
Как и всегда, газета посвящена одной теме – Роману Гребенникову. То есть самому себе. Большое интервью с самим собой на две полосы, состоящее из выдержек других интервью. Материал, про то, как у волгоградцев отняли право выбора. Два материала, как положено, но объёмом поскромней, – про Путина и Медведева, вернее про то, что Роман Гребенников, верный путинец и медведевец, которого коварные завистники ошельмовали и отрешили от должности. Остальные публикации – про всё сделанное им за время руководства городской администрацией.
В данном случае следует обойтись без всякой иронии и полемического задора. С момента отставки прошло три месяца, областная столица продолжает жить своей жизнью. Многое поменялось, многое ещё измениться. Неизменной остаётся только риторика экс-мэра и доводы о попранной в Волгограде демократии. Тема серьёзная, и к доводам экс-мэра тоже следует относиться серьёзно. Тем более, что в интервью Роман Гребенников чётко формулирует две свои основные задачи: «Самая главная задача – вернуть городу возможность иметь собственную власть… Вторая задача – поменять региональную команду власти».
Власть, власть, власть… Не про демократию речь, не про власть народа, а просто про власть. Власть в городе и власть в регионе. Борьба за власть. Поэтому и риторика экс-мэра и экс-коммуниста Гребенникова, так подозрительно смахивает на ленинскую. Владимир Ильич тоже полагал, что есть неправильная демократия – буржуазная, и правильная – большевистская. Оттого вслед за вождём мирового пролетариата бывший градоначальник публично объявляет войну власть имущим.
«Мы обязаны отстоять избирательное право волгоградцев!» - кричит заголовок интервью. Кто эти «мы» - из интервью не понятно. Там есть только «Я». И это «Я» - и демократия, и местное самоуправление. В этом смысле очень показательны размышления Романа Гребенникова о городской думе: «Искать же сегодня в гордуме коллективное самосознание бессмысленно. Его там нет». Дальше ещё интереснее: «Чёрт его знает, может в этом есть и моя вина. Чего скрывать, две трети депутатов избирались в думу при моей поддержке». И, наконец, кульминация: «Нужна была лояльная дума. И теперь эти люди демонстрируют крайнее неуважение к своим избирателям».
Другими словами у двух третей депутатов городской думы есть только один реальный избиратель. Это сам Роман Гребенников, которому была нужна лояльная дума. А теперь эти самые депутаты изменили своему Избирателю в единоличном воплощении экс-мэра. Да, это – подлинная демократия! А точнее – какая-то подленькая, с двойной моралью и двойными стандартами. Мои марионеточные депутаты – это хорошо, чужие – плохо. Раньше у гордумы было коллективное самосознание, а теперь – нет. И про чёрта Роман Георгиевич очень верно обронил слова.
Бесовщина
В «Легенде о великом инквизиторе» у Фёдора Михайловича Достоевского очень хорошо написано про такое чертовски привлекательное понимание «демократии»: «Говорю Тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Так что для Романа Гребенникова есть смысл побороться за избирательные права волгоградцев: нет у них заботы мучительнее, чем передать кому-нибудь свою свободу.
И Достоевский вовсе не случайно здесь припомнился. Роман Георгиевич сам, без всяких стеснений пишет на своём боевом знамени… знаменитую фразу убийцы Родиона Раскольникова! «В этом и состоит вечная рефлексия интеллигенции – нужны мы или нет? Твари мы дрожащие или право имеем? Ответ обязан быть однозначным. Мы – народ, и мы боремся за свои права».
Даже не рискну семантически препарировать этот пассаж. Это уже не по моему ведомству. Здесь, похоже, пора Владыке Герману и всему волгоградскому духовенству крепко призадуматься: может пора от количества возводимых храмов перейти к качеству духовных наставлений, даваемых градоначальникам? Кресты ведь просто так, как на улице Чуйкова, не падают… И колокольные языки кому попало по голове не стукают… В том ли авторитет Церкви, чтобы таскать с собой крестным ходом очередного политика? Может, иной раз, лучше исповедовать его как следует? Да дать в лоб по-отечески (наедине), чтобы выбить раскольниковскую дурь из башки?
Родион Романович Раскольников тоже ведь руководствовался исключительно благими побуждениями. Он ищет могущества не из тщеславия, а чтобы, как ему мечтается, помочь людям, погибающим в нищете и бесправии. Он признаётся, что убил потому, что хотел узнать: «имею ли я право власть иметь?». Он стремится понять: «вошь ли я, как все, или человек?».
Вот депутаты городской думы, по такой классификации – вошки. В интервью Роман Георгиевич рассказывает, что дважды избирался от рабочего Краснооктябрьского района. Правда умалчивает, что избирался он как «идейный» коммунист под материнской опекой Алевтины Викторовны Апариной, ну, да ладно, не об этом сейчас речь. И живописует он политическую чуткость рабочего класса, с которым он – заодно, и который ему доверяет. Он, Роман Георгиевич, таким образом, Человек. А вот, по его мнению, «…ни один из депутатов не придёт на завод. Потому, что рабочий может и ответить». Заметьте, «…ни один из депутатов». Вошки и твари дрожащие, все сорок восемь штук. «В политике нужно оставаться бойцом, а не быть размазнёй», говорит экс-мэр. Кому теперь уготована роль старухи-процентщицы, тоже очевидно.
Наполеон в изгнании
В этом подзаголовке – никакой иронии. Раскольников тоже сравнивал себя с Императором Франции. И сам Наполеон не раз проигрывал, отправлялся в изгнание, вновь собирал армию и вновь терпел поражение. В своём интервью Роман Гребенников допускает забавную и показательную оговорку: «постановление губернатора об отречении меня от должности». Именно так, не об отрешении, а об отречении. Как у свергаемых монархов. Можно предположить, что это редактор и корректор «Первой Газеты» дали маху. Но вряд ли, уж слишком органично эта оговорка ложится в контекст всего интервью.
Вот, например, Роман Георгиевич, с возмущением рассказывает, как отказался от предложения стать сити-менеджером или спикером и главой городской думы: «То есть я должен был собственными руками кастрировать свою администрацию, да ещё убедить депутатов, что это правильно». Сильно сказано, образно, в точку. С кастрированной администрацией городскую думу не убедишь. А администрация, она должна быть – своя. Это и есть для Романа Гребенникова идеальная модель демократии и избирательных прав в Волгограде.
О мотивах политической деятельности и об отказе от предлагаемых постов – тоже предельно откровенно: «Согласившись на любую из этих ролей я бы не получил никакого удовлетворения. Сейчас я чувствую себя психологически, эмоционально более достойно, чем если бы я согласился принять эту подачку». Не удовлетворён экс-мэр и происходящим в стране: «Если сегодня всенародно избранного мэра можно отстранить от должности с помощью забавного постановления, то завтра, как в 30-х годах, можно будет сажать в тюрьмы и расстреливать за кухаркина доносы. Я не хочу жить в такой стране».
Вот так, ни много, ни мало, Роман Гребенников примеряет на себя наряд жертвы политических репрессий. Мученика за веру в демократию и избирательное право. Даже здесь я ни капельки не иронизирую, мне тоже не хочется жить в такой стране, в которой образ политического борца за принципы демократии на себя напяливают люди, для которых «я», «мы», «народ» и «демократия» - одно и то же.
А постановление об отрешении от должности можно назвать «забавным». Но, вопреки мнению Романа Георгиевича, его таковым не считают ни члены регионального Совета безопасности, единогласно поддержавшие постановление. Забавным его не считают и федеральные судьи, вынесшие решение не в пользу экс-мэра. Они все очень забавные люди – губернатор, чекисты, прокурорские, судьи. Просто обхохочешься. Как говорится, и смех, и грех.
Смешно ждать от порочной политической системы справедливости к себе лично, являясь при этом, плотью от её плоти. Вчера ты съел на завтрак своих оппонентов, а сегодня на ужин съели тебя. Вот и вся людоедская мораль российской политики. Или, если на лагерном языке жертв политических репрессий: «Умри ты сегодня, а я – завтра». Можно в этом не участвовать, никто ведь не принуждает. Можно участвовать, например, в оппозиции. Но тут и демократизатором могут дать по голове на совершенно законных основаниях, и денег на очередной выпуск «бесплатной» «Первой Газеты» никто не рискнёт дать, жить придётся не в элитных апартаментах и ездить не в дорогом авто. Как поётся в известной песенке: «думайте сами, решайте сами: иметь, или не иметь». А так получается фальшиво, особенно все эти «мы – народ, и мы боремся за свои права».
Старая песня про москвичей и прочих варягов в региональной власти тоже не особенно убедительной получается. Хотя бы потому, что в команде самого Гребенникова благополучно работали в ранге вице-мэров приезжие Александр Маслов, Андрей Русов, Александр Давыденко. Кстати, двое из них и сейчас благополучно трудятся в прежних должностях на благо города-героя. Опять выходит странно: Гребенникову – можно, а Бровко нельзя? А как быть с тем, что практически все «силовики» тоже варяги? Почему бы аналогичную претензию Роману Георгиевичу не предъявить, к примеру, облпрокурору, председателю облсуда, начальникам ГУВД и УФСБ и т. д.? Отчего бы не поковыряться в их кадровой политике, не позлословить по поводу их возможных просчётов? Нет, здесь – черта, страшно...
Так что называть себя бойцом – это игра на публику. С «политической матерью» Алевтиной Апариной отношения не сложились, с губернатором Николаем Максютой после воцарения на мэрский трон – тоже испортились. Новый губернатор Анатолий Бровко – тоже не нравится. Они все такие разные: Апарина, Максюта, Бровко. И все чем-то не угодили Роману Гребенникову. Наверное, не того масштаба люди. А, может, экс-мэр действительно прав? И последний из действующих на территории Волгограда и области законов – это закон отрицательной селекции во власти? Если так, то тут и Достоевскому страшно станет.
