На этой неделе страна отмечает скорбную дату - десять лет со дня захвата Театрального центра на Дубровке. 26 октября там пройдет мемориальная церемония, будет объявлена минута молчания. Теракт унес жизни 130 человек. Подробности (прямо скажем, противоречивые, не поддающиеся однозначному толкованию) тех октябрьских событий запечатлены в многочисленных телесюжетах, газетных репортажах, всевозможных расследованиях, как официальных, так и неофициальных. Спустя десять лет стало ли все окончательно ясно? Для следствия, которое длилось едва ли не все это время и несколько раз возобновлялось, - по-видимому, да. Для общества - пожалуй, нет.
Каким образом четыре десятка террористов в полном боевом снаряжении оказались в центре Москвы? Почему операция по спасению заложников привела к гибели 130 из них? Можно ли было обойтись без жертв или свести их количество к минимуму? Все ли было сделано для оказания пострадавшим четко организованной и грамотной врачебной помощи?
Ответы на эти вопросы, как пишет политический обозреватель и публицист Валерий Выжутович, до сих пор разнятся. Скажем, кто-то, чье мнение сформировано под влиянием чьих-то же мнений, считает, что штурм здания не был оправдан реальными обстоятельствами. Кто-то, видевший те события в непосредственной близости, причастный к ним по долгу службы, утверждает обратное. К примеру, член Комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Владимир Васильев (в те дни, будучи заместителем министра внутренних дел, он работал в оперативном штабе, находился в постоянном контакте с прессой) говорит: «Все меры, которые можно было принять для того, чтобы в процессе переговоров освободить людей, были приняты. И штурм был начат только после того, как террористы начали расстреливать заложников. Штурм произошел, потому что появились погибшие, потому что возникла реальная угроза жизни всех заложников».
Такова официальная точка зрения. Попытки уточнить ее, а в чем-то и опровергнуть, разумеется, предпринимались. Скажем, «Союз правых сил» вскоре после «Норд-Оста» создал общественную комиссию, и та пришла к выводу, что «основной причиной увеличения числа жертв среди спасенных в ходе штурма заложников стала халатность должностных лиц, которые отвечали за организацию первой помощи пострадавшим, их транспортировку в стационары». Сосредоточившись на «вопросах оказания медицинской помощи пострадавшим заложникам», комиссия не сделала никаких открытий. Ничего сверх того, что было известно из прессы. В частных разговорах члены комиссии намекали на коррумпированность милиции и спецслужб, но можно было не сомневаться, что ничего достоверного на сей счет у них не имелось. Иначе мы были бы вправе спросить: если независимые эксперты (почти все - анонимные) действительно что-то знают, то почему утаивают от общества столь важную информацию?
Да, до «Норд-Оста» были взрывы домов на Каширке и на улице Гурьянова. После - теракты в столичном метро, гибель в воздухе двух подорванных самолетов, Беслан… Но именно «Норд-Ост» заставил власть и общество впервые проникнуться четким и полным осознанием террористической угрозы, перед которой, как и весь глобальный мир, оказалась поставлена Россия. С того момента стали меняться устоявшиеся представления о каких-то вещах. Например, подверглись коррекции нормы поведения журналистов при освещении кризисных ситуаций. Руководители ведущих СМИ, объединившись в Индустриальный комитет, подписали Антитеррористическую конвенцию - свод этических самоограничений. С тех пор эта конвенция действует. В ней бесспорные постулаты. Нельзя показывать такое, что может вооружить террористов, и без того вооруженных до зубов, еще и сведениями о планах спецслужб. Нельзя давать сообщения, способные усугубить положение заложников. Нельзя брать интервью у террористов. Нельзя сеять панику. Нельзя тиражировать слухи, обнародовать непроверенные факты.
Все правильно. Недостает, делится своим мнением с читателем Валерий Выжутович, важной вещи: ответственность прессы за информацию о чрезвычайных событиях не увязана с ответственностью власти, предоставляющей эту информацию. Ведь не чем иным, как «дезой», оказалось сообщение, что террористы на Дубровке намерены освободить «лиц мусульманского вероисповедания» и грузин. Откуда оно взялось, нетрудно догадаться: всю информацию журналисты получали из оперативного штаба, иных источников не было. Вполне допускаю, пишет журналист, что для успеха операции оперативный штаб может вбрасывать сообщения, сбивающие террористов с толку (они ведь тоже смотрят телевизор, слушают радио). Но убежден: к такого рода «утечкам» прессе следует относиться с большой осторожностью. Потому что ее адресат - не террористы, а общество, дезинформировать которое нельзя даже из самых благих побуждений.
